История создания ММФНЯ из уст основателя Музея — Аизы Петровны РЕШЕТНИКОВОЙ.
В 1989г. Хоровое общество Якутии, располагавшееся в старинном особняке по ул. Кирова 10, в лице ответственного секретаря Л.Е.Архиповой предложило мне создать в этом здании общественный Музей музыкальной культуры с одним условием: найти две офисные комнаты в каменном здании «с удобствами не на улице», для них и Фонда культуры.
Когда я обходила залы, слушая краем уха историю смены хозяев дома 1905г. постройки: от дореволюционного Русско-Азиатского банка до Сберкассы №1, общежития культпросветучилища до сегодняшних хозяев, — я влюбилась в трехметровые потолки, в полуметровой ширины доски пола, в высоченные двустворчатые двери несоветского благородного фасона, в сам земельный участок, который тут же представила «садом-сэргэ» (только что прочла книги Вильяма Яковлева), в конюшню, которую можно было, отреставрировав, замаскировать под гараж…Единственное, что меня смущало, это описание музыкального музея заказчиком.
История его должна была начаться с 1922г. (т.е. с советского периода) и ограничиваться становлением культурных госучреждений и их успехов. Я была почти во всех музыкальных музеях СССР, зевать в которых начинала с порога: афиши, фотографии, театральные костюмы, книги, буклеты, программки концертов.
А я уже с 1975г. начала самостоятельно заниматься якутским фольклором, задумав две программы сольных концертов «Якутская фортепианная музыка». Хотелось глубже разобраться, чем отличается музыка русских композиторов, работавших над якутской тематикой, от музыки якутских композиторов, которые тогда осваивали в консерваториях европейскую технику композиции. Казалось бы, слагаемые одни и те же: европейская композиторская техника и якутский фольклор. Но первые продолжали традиции русской музыки о Востоке, развивая ее новую якутскую ветвь, а вторым не нужны были обязательные для первых цитаты народных попевок для выражения местного колорита. Исключением являлось творчество Г.А.Григоряна, обладающего энциклопедическими знаниями фольклора многих народов. Его скрипичному концерту в 1977г. был посвящен мой доклад, позже оформленный в статью, за которую не стыдно и сейчас.
Считаю, что имела право сопротивляться предлагаемой Л.Е.Архиповой концепции музея, потому что любая национальная культура не может начинаться с ХХ века. Я уже участвовала во Всесоюзной конференции фольклористов «Эпическое творчество народов Сибири и Дальнего Востока» с положительно отмеченным докладом «Эпический стиль дьиэрэтии ырыа в инструментальной музыке якутских композиторов». Кроме того, я была организатором и комментатором фольклорного концерта, после которого сам патриарх эпосоведов Е.М.Мелетинский при всех сказал, что впервые на подобных концертах он слышал такой интересный, подлинно научный комментарий ведущей.Он же не знал, что на телевидении и радио я вела передачи об олонхосутах, народных певцах, мастерах. Они, правда, все стерты, но две из них о У.Г.Нохсорове и И.Д.Избекове – сохранились в фондах НВК «Саха» и иногда появляются в эфире. Смотрю, и вслух при всех ерничаю: «Харахтаах да этим», «Моонньулаах да этим» (мол, были и у меня широкие глаза и длинная шея),- а про себя вспоминаю тот период sturm und drank’a. Горжусь тем, что сам Герой Советского Союза, журналист Владимир Алексеевич Кондаков на еженедельном обсуждении передач долго вслух удивлялся и анализировал, как это я, имея всего 4 фотографии и десяток не видео, а магнитофонных записей, сделала такую захватывающе-интересную 45-минутную передачу о У.Г.Нохсорове.
Я благодарна 18 годам работы на телевидении и радиовещании. За эти годы был накоплен бесценный опыт, снято 150 теле- и более 200 радиопередач. Среди них не только сольные и вокальные программы с обязательным вступительным комментарием, но и очерки о композиторах и мелодистах. Захватывал сам процесс съемок во время командировок, затем муторной расшифровки записанных текстов для выявления удачных кусков и брака. Помню азарт с адреналином во время монтажа, когда выстраиваешь темпоритм всей передачи. Господи, как все это пригодилось сейчас в музее, когда мы снимаем и расшифровываем полевые материалы, собираем видеомемуары, составляем сценарии, монтируем видеоэкспонаты, видеоуроки, наконец, и фильмы.
Словом, я ответила судьбе в лице Л.Е.Архиповой, что «мы пойдем иным путем». Часа полтора рассказывала ей о 60-ти томной серии «Памятники фольклора народов Севера и Дальнего Востока», своем участии в качестве этномузыковеда в первом якутском томе «Кыыс Дэбилийэ», об уже выявленных мной трех стилях пения в олонхо, об изученной за 12 лет научной литературе по фольклористике и этнографии. И вдруг из меня выскочило словосочетание «музей музыки и фольклора народов Якутии». Мы сидели на теплом крыльце, так я даже побежала в дом, чтобы записать это уникальное название.
Сама жизнь подготовила и вела меня к созданию необычного музея: театральное детство, знакомство со многими композиторами, режиссерами, артистами и художниками разных поколений; я знала историю, изнурительную, но такую интересную работу людей творческих профессий; подноготную человеческих отношений в Саха театре (кстати, в их списках гостей я до сих пор числюсь как «театральный ребенок»), Театре оперы и балета, на телевидении и радио, — всё мне пригодилось на новом поприще. Будучи активным членом Союзов композиторов и журналистов, знаю, как по крупицам собираются на исчерканных страницах точно выверенные фразы научных статей, основные идеи которых приходят как озарение.
Переселение Хорового общества (Л.Е.Архиповой с командой) и Фонда культуры (Д.Д.Климентова) было целой эпопеей. Шли переговоры о комнате в Агропроме, председатель которого был одновременно заместителем председателя Совета Министров ЯАССР (Явловский). Он умело избегал меня. Однажды в Совмине мне сказали, что он только что уехал в Агропром. Незамедлительно явившись туда и просидев в приемной час, я узнала, что он улизнул от меня через другую дверь. Тут я, рассвирепев, решила идти в сельхозотдел Обкома КПСС. Должна же быть на это какая-то управа! С опухшими от слез глазами звезда телеэкрана вошла в кабинет Михаила Ефимовича Николаева. Рассказывая ему о концепции будущего музея, конечно, привела спасительные в разговорах со спонсорами примеры из сказковедения.
Внимавшие мне потенциальные спонсоры, обычно поражались моим пересказам гениальных книг В.Я.Проппа «Морфологии волшебной сказки» и, особенно, «Исторических корней волшебной сказки». Почему-то сказковедение не преподается в вузах и в Литинституте им. Горького (судя по «Мурзилке, советские писатели думали, что любая фантазия – сказка, а это не так). У сказки есть свои законы. Когда, наконец, ежедневно, школьники Якутии будут поражаться, расшифровкам В.Я.Проппа, например, формулы Бабы Яги «фу-фу-фу, русским духом пахнет»? Рассматривая Бабу Ягу на фоне представлений разных народов о том, что бывает с человеком в том мире, В.Я.Пропп выводит: 1) Баба Яга — это дух-хозяйка ( по-якутски иччи), которая носом чует присутствие существа из другого мира; 2) выходит, что мертвым так же противен запах живых, как и живым — запах мертвых. Верю, что эти занятия в Зале русских волшебных сказок пробудят у многих интерес к исследовательской работе.
Михаил Ефимович сразу понял перспективы создания эталонного кабинета национальных культур народов Якутии и не только позвонил Явловскому, но и решил вопрос о перемещении Фонда культуры в Партпрос (для тех, кто вырос в постсоветский период: так сокращенно назывался Дом политического просвещения).
И работа общественного музея началась! Агитбригадами мы ездили по районам. На всю жизнь я благодарна М.К.Поповой: благодаря ее имени в нашей афише залы всегда были переполнены. Я благодарна также Альбине Борисовой, Нине Чигиревой, Владимиру Павлову, Марии Макаровой, Петру Оготоеву и, конечно, профессору Н.Е.Петрову. Когда Николай Егорович выходил на сцену, мы спокойно садились пить чай, ибо меньше 30 минут он не выступал.
Каждый из артистов (в их числе и Л.Л. Сергучев в роли шамана) выступал как иллюстратор определенных воображаемых залов музея, о которых вдохновенно рассказывала я.
Теперь каждый день, проходя мимо «восковой» фигуры Лазаря Лазаревича – лучшего исполнителя роли Красного шамана на якутской сцене – я мысленно благодарю или просто вспоминаю его в наших гастролях не только в улусах республики, но и в Москве, на сцене музея им. Глинки. Каждый раз обещаю ему, что сделаю-таки лекции о структуре камлания в виде научно-популярного фильма. А «восковую» фигуру И.Д.Избекова я бы каждый день по-якутски нюхала при встрече, но теперь он стоит за стеклом витрины, в своем красивом костюме, который был подарен нам его дочерью Альбиной. Именно в этом костюме он изображен на известном портрете Людмилы Слепцовой.
Помню жаркий летний день, когда мы во главе со скульптором Федором Александровым тащились пешком с пристани до усадьбы Иоакима Дмитриевича «Маандыйа». Все посменно, даже я с моим замом Аллой Абрамовой, тащили мешок с гипсом. После «ланча», купания и осмотра всех удивительных экспонатов музея-усадьбы, Федор начал лепить портрет. Старик был поражен его мастерством.
О потрясающей схожести свидетельствует первый в истории нашего музея анекдот. Федор с помощниками привез и оставил в одной из комнат уже готовую босую фигуру, одетую в плохонькие штаны. Когда я приросла к телефону, добывая ежемесячную зарплату служителям общественного (целых полтора года!) музея, пришел Н.М.Желобцов. Николай Маркович прошел в следующую комнату, и я услышала «разговор» — «Э-э, о5онньор, эн кэлбиккин дуу? Кэпсээнин?» («Э, оказывается, ты приехал, что расскажешь?»). Видимо, он был очень удивлен босяцкому виду заслуженного артиста, что замолк и только потом понял, что перед ним кукла-клон в натуральную величину.
Заслуга Н.М. Желобцова перед музеем состоит в том, что он регулярно обогащал нашу фонотеку записями фольклорной музыки из фондов радио. Если бы не он, судьба этих записей была бы плачевна, поскольку они время от времени должны были переписываться, иначе бы они размагнитились. Зная расписание, когда переписанные плёнки оформлялись в фонд, а старые плёнки выбраковывались и выбрасывались буквально на помойку, — Николай Маркович выбирал фольклор или запрещённые песни (например, о Сталине или уехавших в эмиграцию авторов) и приносил их в музей. Позже мы составили CD А. Лыткиной и А.Егоровой, и вместе с обнаруженными Н.М.Желобцовым пластинками на прозрачных рентгеновских снимках легендарной Екатерины Захаровой и моего отца Петра Решетникова – подарили их в фонд якутского радио.
В вечных поисках грантов есть удовольствия рождения неожиданных ракурсов тем. Так для Фонда В.Потанина «Меняющийся музей в меняющемся мире» родилась программа «Духовное наследие эвенов: сбор памятников устной нематериальной культуры, их систематизация и научное осмысление». Без единой копейки, за четыре года сделали первый полнометражный анимационный фильм «Нюргун Боотур Стремительный» по мотивам олонхо П.А.Ойунского, в исполнении Г.Г.Колесова. В лице А.Н.Жиркова Ассоциация олонхо выделила средства на завершение нашего детища и на переводы фильма, на иностранные языки.
Моя вступительная статья – не отчет. Я должна была, наконец, рассказать, как создавался музей. Идеями все новых и новых проектов нас снабжают духи родных культур!
